Плечи Мэри вздрагивали. До Элизабет доходили тихие, едва слышные всхлипывания. Элизабет присела на краешек скамьи и осторожно погладила Мэри по плечу. Та тут же обернулась и прижалась к сестре.
Теперь, почувствовав себя в теплых и дружеских объятиях, она расслабилась и, не сдерживаясь более, громко зарыдала. Элизабет вряд ли могла чем-либо утешить ее, поэтому она просто мягко покачивала ее на своих коленях, будто маленького ребенка, временами прижимая покрепче к себе.
– Ненавижу себя! Просто ненавижу! – горько всхлипнула Мэри. – Я – дурная! И все знают это. Все-все! Я же вижу – они шарахаются от меня как от чумы!
Мэри крепко обняла сестру, давая волю слезам. Элизабет с некоторым усилием приподняла заплаканное личико Мэри и заглянула ей в глаза.
– Тебя кто-то обидел? Ты услышала, как о тебе говорили что-то плохое? – В ее голосе послышались грозные нотки. – Я никому не позволю оскорблять тебя!
Мэри горестно покачала головой.
– Нет, Элизабет, нет! Совсем не то, что ты думаешь! Это я сама, я сама все сделала собственными руками!
Слезы вновь покатились по ее щекам.
– И ты не обязана исправлять то, что я сделала!
Элизабет, пораженная, взирала на Мэри, не веря своим ушам. Впервые в жизни она слышала от сестры подобное признание. Нет, этого не может быть. Наверное, случилось что-то серьезное.
– Мэри, что произошло? Что случилось?
– О! Ты не представляешь себе, как бы я хотела опять стать маленькой девочкой – чистой и невинной! И прожить заново свою жизнь! Тогда я могла бы сейчас быть свободной… Могла бы выбрать… любовь.
Мэри замолчала, вперив взгляд в стену, наблюдая за бесконечной игрой света и тени. Лицо ее приняло какое-то отстраненное выражение, как будто она впала в транс. Элизабет с тревогой пощупала ее лоб. Нет, жара нет. Напротив, лоб холодный, да и руки ледяные. Элизабет взяла шерстяное одеяло и заботливо укутала Мэри.
Может быть, это очередной приступ болезни? У нее так давно не было никаких болезненных приступов, что они успокоились и поверили, что организм Мэри окончательно справился с заразой. Элизабет обеспокоенно подумала, не приведет ли ее поспешное решение отправиться немедленно в Шотландию к ухудшению здоровья сестры. Ей стало нехорошо при мысли о том, что, возможно, долгая утомительная дорога может оказать на Мэри губительное воздействие. Элизабет крепко сжала ее руки, пытаясь согреть их своим теплом.
– Ты могла видеть меня. Это было так глупо! Я стояла там, на набережной.
Элизабет молча слушала.
– Он приближался ко мне. Он был уже близко от меня. Я видела, он не отрывал от меня глаз. Плащ за спиной трепетал на ветру, но он, казалось, не замечал этого. Мне показалось на секунду, что все вокруг как бы растворилось, остался только он. Я знала, что он подойдет и скажет…
Мэри опустила глаза.
Элизабет почувствовала, как в сердце закрадывается горечь. Ей навстречу пришла боль. Тяжелая тупая боль.
– Он остановился. Совсем рядом. Я подняла голову, посмотрела на него – и… ну, я почувствовала себя как девчонка, которая краснеет и бледнеет при первом свидании. Понимаешь? Сердце отчаянно колотилось, в висках стучало. Только в тот момент я поняла, что никогда раньше никого не любила.
Элизабет стиснула руки так, что побелели костяшки пальцев.
– Он просто стоял и смотрел на меня, слегка улыбаясь. Я почувствовала, что интересна ему, что он ищет моего общества. Я уже давным-давно не испытывала такого ощущения. Просто от одного его взгляда, понимаешь? Как будто он ниспослан мне богом, чтобы разбудить что-то дремавшее в моей душе или умершее, не знаю. И тут…
Элизабет не решалась поднять глаза на сестру. Она сидела застыв, не шелохнувшись, безмолвно ожидая продолжения.
– И тут его окликнули. Его позвал сэр Эмрис Макферсон, и они вместе ушли.
Элизабет смогла наконец расцепить руки и свободно вздохнуть.
– Так ты о Гэвине Кэрре!
Мэри мечтательно смотрела куда-то в пространство.
– Да, это был он. Он так и не произнес ни слова. А я…
Слезы опять выступили у нее на глазах. Она плакала беззвучно и безутешно. Элизабет вновь обняла сестру, пытаясь успокоить. Да, конечно, у Мэри было множество любовников, что и говорить. И во Франции, и во Флоренции. Но она не помнила ни одного случая, когда Мэри была бы столь расстроена, столь безутешна. Даже когда выяснилось, что ребенок, которого она родила, – девочка, и таким образом рухнули все ее безумные надежды на благодарность Генриха.
– Мы встретились с ним впервые, но у меня такое чувство, что я его уже давно знаю. Он – мужчина моей мечты! Ты понимаешь, о чем я говорю, Элизабет? Он – именно тот, кого я ждала… – Она замолчала и виновато посмотрела на сестру. – Но я не ждала… Я прыгала в первую же подвернувшуюся мне кровать! Мне не хватило терпения, теперь я понимаю. Я просто была эгоистична, да? А теперь… когда я встретила его, я наказана за это.
Мэри смотрела покрасневшими, припухшими глазами в пространство перед собой, плечи ее бессильно поникли. Элизабет не знала, чем тут можно помочь, как успокоить ее, чем смягчить бурю чувств, терзающих душу и разум ее непутевой сестры. Голос Мэри стал глухим и напряженным, она пристально вглядывалась куда-то перед собой, словно пытаясь высмотреть врага, потом стала отмахиваться руками, как будто прогоняя кого-то от себя.
– Этот друг, ты думаешь, я не знаю, почему он его увел? Наверняка чтобы предупредить его, чтобы он не имел со мной дела! Чтобы держался подальше от грязной шлюхи! Репутация у меня известная! И самое ужасное, что это правда. Я такая и есть. Потрепанная шлюха – вот кто я!