Элизабет отстала от идущего впереди мужчины. Конечно, он предполагает, что у нее уже достаточный опыт в таких делах, что она была близка с мужчинами и даже родила ребенка. И он уверен, что она жаждет его так же сильно, как и он ее.
Ну так что ж? А с чего, собственно, он должен думать иначе? Ведь это отчасти правда. Элизабет уже оставила бесплодные попытки обмануть себя, убедить себя в том, что будто бы он ей не нужен. Чушь! Она рвется к нему и душой, и сердцем, и… телом. Но она понимает – она должна понимать, – что эти желания надо на время отставить. Ей надо любым способом удержать его на расстоянии.
Если Эмрис узнает, что она соврала ему, что она не что иное, как сходящая с ума девственница, готовая запрыгнуть в постель к первому же мужчине, проявившему к ней свой интерес, то… прощай все надежды на поездку в Шотландию! Он не только не согласится взять с собой Мэри, но еще вопрос, захочет ли он после этого иметь дело с ней самой.
Элизабет знала, как поступают мужчины, после того, как их аппетит удовлетворен, после того, как они получают желаемое. Она видела это на примере Мэри. И неважно кто – король ли, обычный человек – все они поступают одинаково. Если только она подпустит Эмриса слишком близко, он наверняка разочаруется в ней.
Поэтому надо любым способом удержать его на расстоянии. Это, конечно, легко сказать, а вот что ей делать? Как справиться с ним, если он начнет настаивать? Здесь, наверное, сгодится только одно средство. Да, только одно.
Эмрис толкнул плечом тяжелую дубовую дверь и повернулся к Элизабет.
– Только после тебя, – любезно заявил он.
Она неподвижно застыла на месте, с тревогой всматриваясь в полутьму за раскрытой дверью. Но из коридора ничего не было видно.
– Э-э, милорд…
– Только после тебя! – на сей раз в его тоне звучал приказ.
Элизабет вздохнула и нехотя вошла внутрь.
Эта комната была даже больше, чем тот зал, который монахи предоставили для размещения шотландцев. В том же зале поместили и Джозефа, и художника. Эрнесту и Джеми поселили в другой части монастыря, где, как подозревала Элизабет, отнюдь не было таких удобств. Что касается Эмриса Макферсона, то его, похоже, принимали как особу королевской крови.
Комната была обшита деревянными панелями сверху донизу. Добротный стол, удобные стулья вокруг него, пестрые шерстяные коврики на полу. У дальней стены возвышалась необъятных размеров кровать под балдахином с наваленными на нее пуховыми перинами устрашающей толщины. Элизабет поспешила отвести взгляд.
Четыре небольших окна с распахнутыми ставнями выходили в сад. Элизабет пересекла комнату и выглянула вниз. За ухоженным цветущим садом располагались возделанные поля и ровные ряды виноградников. Да, монастырь был богатый и процветающий.
– Слишком высоко, чтобы выпрыгнуть, – невозмутимо заметил Эмрис.
Элизабет обернулась. Он, конечно, стоял прямо у кровати. Взгляд ее метнулся к закрытой двери. Засов был задвинут.
– Разве тебе пришлось заставлять меня идти сюда? Я пришла сама, по своей воле.
Эмрис чуть не расхохотался.
– Я видел, как ты плелась по лестнице, застревая на каждой ступеньке. Даже и не знаю, что мне ждать от тебя дальше.
Элизабет вспыхнула от возмущения.
– Ну знаешь! Никто не заставляет тебя ложиться со мной в кровать! Ты сам пришел ко мне, если мне не изменяет память!
– Ну нет! Это ты первая пришла ко мне в шатер.
– А ты заявился в мою комнату!
– Да я и понятия не имел, что ты там находишься, – пожал плечами Эмрис.
Ему удалось вывести ее из себя и разозлить, и это его весьма забавляло. Он слишком долго не имел возможности ее видеть. Вчера вечером, когда он обнаружил, что Элизабет нет за столом и она так и не появилась весь вечер, потому что торчала у постели сестры, он понял, что злится. Злится на несчастную больную женщину! Это могло означать только одно – что дела его плохи!
– Я приехал к Барди в поисках художника. Пришел и вместо него обнаружил – тебя!
– И ты не мог перенести такого ужасного разочарования? – с трудом сдерживая раздражение, с ехидством спросила Элизабет. В конце концов, зачем ей все эти хитрости и уловки? С этим несносным шотландцем просто нельзя иначе. – А тебе никто не говорил, что ты самая бесчувственная, тупая и безмозглая скотина на всем белом свете?
– М-м, нет, никто не говорил… за исключением тебя, разумеется!
Какая у нее точеная фигурка! Ноги в обтягивающих рейтузах – это просто ходячий соблазн. Эмрис буквально пожирал Элизабет глазами. Только лицо сердитое. И руки на груди скрестила, как будто собирается от него защищаться.
– Ты долго будешь меня так разглядывать? Я что тебе – призовая телка?
– А что? Неплохая идея! – ответил Эмрис, не отводя от нее взгляда. – И с каких это пор мужчинам запрещено на тебя смотреть? Это что – наказуемо?
– Нет, милорд, это не наказуемо. Только если все шотландские мужи начнут меня разглядывать такими же жадными глазами, то могут возникнуть некоторые проблемы…
Эмрис медленно, нарочито медленно, оторвался от созерцания ее форм и поймал взгляд Элизабет.
– О! Что касается таких проблем… всех твоих проблем…
Он приблизился к ней. Элизабет отодвинулась, вжимаясь спиной в оконную раму. Шотландец взял стул и, повернув его спинкой вперед, сел на сиденье верхом, лицом к Элизабет.
Элизабет ожидала, что он заговорит, но Эмрис просто молча сидел и смотрел на нее. Элизабет вдруг почувствовала, что ставшая для нее привычной за эти годы мужская одежда, казавшаяся ей удобной, стала вдруг смущать ее. Ей было неловко и неуютно. Неожиданно захотелось быть одетой в красивое платье, наподобие тех, какие позволяла себе носить Мэри.